Несомненно, это было одно из самых необычных артиллерийских орудий, когда-либо созданных. Причём она давно уже очаровывает и военных историков, и любителей всего необычного. И это орудие (орудия, так как их было несколько) так же окутано тайной, как и «суперпушки», которые заблудший артиллерийский гений Джеральд Булл спроектировал и построил для Саддама Хусейна. Возможно, именно благодаря покойному доктору Буллу как раз и были решены многие загадки парижских пушек. Хотя ему отчасти просто повезло получить в своё распоряжение неопубликованные документы главного конструктора «парижских пушек» профессора Фрица Раузенбергера. Немцы называли это орудие Wilhelmgeschütze («Орудие Вильгельма», в честь своего кайзера, но это никак не «Большая Берта»). Но хотя её многие видели, а кто-то даже из неё стрелял, отсутствие достоверной информации породило и увековечило множество мифов относительно того, что с этой пушкой было и как. Здесь следует вспомнить, что наибольший толчок к развитию столь крупных и дальнобойных орудий дала военно-морская техника. Только линкоры были достаточно большими, чтобы обеспечить для них мобильные платформы, а при наземной войне использовались главным образом легкие полевые орудия, а большие орудия с относительно малой дальностью стрельбы использовались разве что только при осадах крепостей. Тем не менее довольно долго даже военно-морские теоретики предполагали только короткие дистанции стрельбы в бою, а огромные размеры орудий были вызваны необходимостью пробивать всё более и более толстые броневые плиты.
Без сомнения, главным производителем оружия в Европе, а значит – и во всём мире, была фирма Крупп из Эссена. Уже в 1914 году они удивили мир печально известной «Большой Бертой» — 42-сантиметровой гаубицей. Это чудовищное осадное орудие было тоже детищем профессора Фрица Раузенбергера и представляло собой мобильную версию 42-сантиметровой мортиры «Гамма», которая сама по себе являлась развитием артиллерии береговой обороны. При стрельбе под большими углами снаряды из таких орудий легко пробивали слабобронированные палубы приближающихся вражеских линкоров.
В условиях окопной войны немецкая армия начала использовать большие дальнобойные орудия для обстрела тылов врага. А так как единственными орудиями, способными на такую работу, были морские, то несколько 38-сантиметровых стволов, предназначенных для новых супердредноутов, были установлены на наземных лафетах. Персонал был укомплектован моряками Флота Открытого Моря. Освобождённые от ограничений башни, не позволявшей увеличить угол возвышения до 20 или 30 градусов, эти орудия смогли бросать свои снаряды намного дальше, чем, когда они стояли на кораблях.
Эксперименты Круппа с 35,5-сантиметровой пушкой калибра 52,5 (L52,5) позволили достичь дальности стрельбы равной 49 км, что намного превышало запрос ВМФ на 37 км. Позже, когда наступление в сторону Ла-Манша прекратилось, армия стала использовать 38-сантиметровые стволы в Дюнкерке, Нанси и под Верденом.
Эти эксперименты выявили то, что на первый взгляд показалось странным: максимальные дальности лучше всего достигались при подъёме ствола от 50 до 55 градусов, а не 45 градусов, как предполагала теория стрельбы. Причина, как быстро поняли технические специалисты Круппа, заключалась в том, что с увеличением высоты полета снаряда земная атмосфера становилась тоньше. Следовательно, на больших высотах дальнобойный снаряд большую часть своей траектории пролетает в очень разреженном воздухе, что увеличивает дальность полета. И это открытие имело большое значение.
Профессор Раузенбергер, будучи техническим руководителем фирмы Круппа, предложил верховному командованию Германии сверхдальнобойную систему с радиусом действия 100 км, стреляющую 21-сантиметровыми 100-килограммовыми снарядами. Наняв в качестве посредника своего друга полковника Бауэра, начальника отдела верховного командования сухопутных войск, обратился к генералам Гинденбургу и Людендорфу с предложением изготовить и применить подобное орудие. Оба генерала одобрили идею незамедлительно, и Раузенбергер приступил к работе над пушкой. Поскольку на разработку орудия давалось всего четырнадцать месяцев, тогда как на обычные артиллерийские системы требовалось не меньше пяти лет, Раузенбергеру пришлось заняться поисками такого решения, которое позволило бы выполнить это задание с максимальной быстротой. И тут доктор Отто фон Эберхард, ассистент Раузенбергера и технический руководитель проекта, предложил решение, которое показалось Раузенбергеру слишком уж радикальным, но… подумав, он согласился, что иного пути попросту нет.
Дело в том, что для достижения требуемой дальности было необходимо достичь начальной скорости снаряда в 1500 м/с (экспериментальная пушка, стрелявшая на 49 км, имела начальную скорость 940 м/с). Этого, как оказалось, можно было добиться только с очень длинным стволом. Чтобы ускорить дело, Раузенбергер предложил использовать 35-сантиметровые морские орудия, предназначенные для линкора «Фрейя» (линейный крейсер класса «Маккензен»), строительство которого было приостановлено осенью 1916 года после того, как уроки Ютландии показали, что концепция линейного крейсера нежизнеспособна. Этих стволов было девять, чего и хватало для девяти пушек. В них были вставлены лейнеры длиной 21 м и калибром 21 см, а патронник был, соответственно, рассверлен под морскую гильзу калибра 28 см.
Первый выстрел по Парижу Парижская пушка произвела в 7 часов 18 минут 21 марта 1918 г. Она стреляла 94 кг. снарядами. Начальная скорость снаряда 1600 м/с. Дальность стрельбы 130 км. Снаряд поднимался на высоту 40 км. Расчёт — 80 чел. Вес орудия — 265 тонн. Длина ствола 28 метров. Калибр 210 мм.
Позже все они были запрессованы в стволы 38-см орудий. В этот момент, когда разработка всё ещё находилась на ранних стадиях, немецкое верховное командование в начале 1917 года внезапно потребовало увеличить дальность стрельбы на 20 км (из-за запланированного отвода линии фронта). Команде Раузенбергера пришлось заново произвести расчёты, увеличив начальную скорость снаряда до 1610 м/с, чтобы достичь теперь невероятной дальности стрельбы в 120 км.
Но тут возникла новая проблема. Для достижения необходимой начальной скорости требовалось, чтобы разгонная часть ствола составляла не меньше 24 м, но самый большой нарезной станок Круппа мог обработать только 18 м. Поэтому Раузенбергер решил удлинить нарезной ствол гладкоствольной трубой, которая должна была крепиться болтами к фланцу, прикреплённому к дульному срезу. На самом деле было даже три «удлинительных трубы», которые можно было менять в зависимости от желаемой максимальной дальности: 3-метровая труба, 6-ти и 12-метровая.
В итоге получился ствол, имевший общую длину до 34 м: один метр затвора позади самого ствола; зарядная камора – 3 м; 18-метровая нарезная часть и гладкоствольная часть длиной 12 м. Ещё одной проблемой была погибь ствола, от которой в той или иной степени страдали многие тяжелые орудия с длинными стволами. Британские тяжелые морские орудия, которые имели «проволочную обмотку», были особенно склонны к провисанию, но на мгновение выпрямлялись при стрельбе, поэтому и точность их выстрелов не страдала. Но необычайно длинные и тонкие стволы парижских пушек изгибались под собственным весом так сильно, что возле дульного среза отклонялись на целых 9 см. Пришлось крепить на ствол раму с растяжками для натяжения ствола и его выпрямления перед выстрелом. Ну а чтобы точно вымерить параметры натяжения, на казённой части был закреплён… телескоп, а на самом стволе последовательно несколько дисков из матового стекла с центральным перекрестием. При правильном натяжении всех тросов эти перекрестия должны были совпадать!
Столь уникальное орудие и проблемы перед своими создателями ставило совершенно уникальные. Например, при столь огромной скорости снаряда медный ведущий поясок с него просто срывался. Эту проблему решили, изготовив снаряды с готовыми нарезами. А так как каждый снаряд ствол заметно изнашивал, а сама нарезка стиралась, каждый последующий снаряд имел нарезы, отличающиеся от предыдущего, и, соответственно, собственный номер! И перепутать снаряды было нельзя. Это могло привести к разрыву ствола!
Другая драматическая проблема была такой: как герметизировать ствол при переходе снаряда из нарезной части в гладкую? Обычные снаряды того периода имели медные ведущие пояски, врезающиеся в нарезы. При сильном ударе снаряда нарезы ствола впивались в относительно мягкую медь, и при выстреле следуя за нарезами, снаряд раскручивался, но так как медь расширялась под давлением, этот же поясок ещё и герметизировал ствол! Но при переходе от нарезной к гладкой части ствола «парижской пушки» у снаряда с готовыми нарезами пороховые газы стали бы просачиваться через зазоры между ними, что вызвало бы падение давления (и, следовательно, падение начальной скорости). Кроме того, создавая турбулентность перед снарядом, эти газы вдобавок ещё и вызывали его нестабильность при выходе из ствола.
Потребовались месяцы экспериментов с десятками снарядов с нарезами самой различной формы, чтобы найти простое и изящное решение – снаряды получили не один, а два пояса готовых нарезов: один в передней части корпуса, а другой – в задней части. Диаметр корпуса снаряда между ними был несколько меньше диаметра внутренних полей нарезов. Между ними находилось медное кольцо, которое газы, прорывавшиеся через нарезы в задней части, вдавливали в нарезы передней части при переходе в гладкий ствол и этим самым исключали их вредное воздействие.
Стволы «парижских пушек» изнашивались примерно после 60-70 выстрелов, после чего их возвращали на завод, где их растачивали до 224 и 238 мм и снабжали новым комплектом снарядов. Дальность стрельбы при этом уменьшилась примерно на 25 км. При каждом выстреле передняя часть патронника удлинялась примерно на семь сантиметров, что для сохранения дальности требовало около десяти дополнительных килограммов пороха.
На дошедших до нас фотографиях «парижских пушек» видно, что использовались два типа лафета. Первый – коробчатый лафет с поворотной платформой, позволявшей ограниченно перемещать его по дуге за счёт рельса, расположенного сзади. Но был известен и другой тип установки: круглая поворотная платформа на бетонной опоре, к которой верхняя часть прикреплялась болтами.
Все операции, такие как перемещение лафета, опускание и подъём ствола, выполнялись вручную – десятки человек управляли лебёдками и кранами. Правда, относительно небольшой вес снаряда приводил к тому, что отдача была фактически меньше, чем у 38-сантиметровых орудий, а звук и ударная волна на земле также уменьшились из-за того, что дульный срез находился очень высоко.
Профессор Раузенбергер утверждал, что переоборудовав как можно больше 38-сантиметровых стволов, можно было бы двумя орудиями непрерывно обстреливать Париж в течение года. Его команда также планировала установить на своё орудие новый ствол и использовать снаряды с уменьшенным лобовым сопротивлением, что увеличило бы дальность до 142 км, чего было бы достаточно для бомбардировки Лондона через Ла-Манш из Кале.
Впрочем, небольшой калибр и заряд всего в 7 кг взрывчатого вещества не позволяли наносить городам сокрушительных повреждений, поэтому в мае 1918 года фирма Круппа уже проектировала 30,5-сантиметровую систему, стреляющую 300-килограммовыми снарядами на дальность 170 км. Но… ноябрьское перемирие в том же 1918 году разрушило все надежды когда-либо построить такое орудие.
Профессор Раузенбергер утверждал, что, переоборудовав как можно больше 38-сантиметровых стволов, можно было бы двумя орудиями непрерывно обстреливать Париж в течение года. Его команда также планировала установить на своё орудие новый ствол и использовать снаряды с уменьшенным лобовым сопротивлением, что увеличило бы дальность до 142 км, чего было бы достаточно для бомбардировки Лондона через Ла-Манш из Кале.
Конечно, сами по себе эти пушки были технологическим прорывом. Они возникли из весьма спорного убеждения, что шоковая ценность такого нового оружия вызовет всеобщий страх и панику, тем более в сочетании с наступлением на Западном фронте. Оказалось, что всё это не так! Хотя учитывая, что воздушные бомбардировки городов в тылу врага в то время были ещё в зачаточном состоянии, конструкторам и спонсорам этого проекта вполне можно простить их чрезмерный оптимизм. В конечном счёте, при всей своей неоспоримой привлекательности, «парижские пушки» в качестве стратегического оружия потерпели неудачу. Ну а военным уже в следующую мировую войну пришлось дожидаться появления первой баллистической ракеты.
Вячеслав Шпаковский
Topwar.ru
