Они призывались из одного военкомата, десять здоровенных пацанов-спортсменов, боксеров, самбистов. Все попали в одну учебку в знойном южном городе, где арбузы стоили дешевле хлеба, лепешек точнее. Вместе попали в пехотный полк «за речкой», точнее со стороны Кушки речки как таковой не было, но словооборот был, и его применяли. После тяжелых боев в 1983-ем от десятерых осталось лишь пятеро. И то, один перед самым дембелем слег с желтухой, точнее сказать. желтухой-то переболели все, а вот этому не повезло, умудрился второй раз ее подцепить. И так плохо стало, что отвезли его сначала в госпиталь, в дивизию, в Шинданд, а потом и вовсе в Ташкент. Второму также не повезло, на самой аккордной операции пуля пробила верхнюю часть легкого. Но в госпиталь ехать отказался, боясь как товарищ застрять, ранение скрыл, бравируя перед друганами и поговаривая, что, мол, фигня какая на вылет, дома залечу. Его отговаривали, но когда на третий день его ранения подъехала машина в Союз, ничего поделать не могли — они его понимали, домой хотелось. Думалось в тот момент, пронесет. Не пронесло, в поезде, а на самолет денег тратить не стали, поднялась температура, а из раны стало плохо пахнуть. В Ташкенте, сквозь который приходилось ехать, решили навестить своего и пошли на старую территорию 340-го окружного госпиталя. Их брат из палаты буквально выполз, но из понтов решил выпить водки. Похужело сразу после первых пятидесяти грамм, но ничего, продолжили без него. А второму становилось все хуже и хуже, и тогда его показали мужикам-врачам в приемном. Те, не будь дураками, все поняли, упаковали его на дежурную скорую и повезли на новую территорию, где находилась вся хирургия. Прооперировали его буквально через час по прибытию, и когда други, наконец, нашли, где ж эта самая «новая» территория госпиталя, он уже лежал в седьмой гнойной хирургии на третьем этаже самого дальнего корпуса. Однако поговорить не удалось, так как он был под наркозом, а у них уже скоро был поезд дальше, домой. Оставили записку, какие-то яблоки, что купили на рынке у вокзала, и тронулись.
Через три года они встретились снова, все на своих ногах, все вроде даже здоровые, ну или, по крайней мере, молодые. Посидели, бухнули, как и водится, повспоминали. Один, что снайпером был, на заводе пахал. Другой, пулеметчик, с помощью отца на плодоовощную базу устроился вроде грузчиком, а вроде и нет. Тот невезунчик, которого желтуха так полюбила крепко, получил у них погонялу — «Боткин», и работал электриком на местном пивзаводе. Мужики его прикалывали, мол, это же ад сущий, столько халявного пива, и больная печень, он скромно улыбался. Еще один из друзей на службе выбился в командиры, ну почти командиры, в младшие сержанты, командира расчета 85-милимметрового миномета, а вот на гражданке у него как-то не заладилось, то в одном месте поработает, то в другом, не держался как-то. Хотя и токарь вроде был классный и разряд не слабый по своим годам имел 5-ый, но вот не ладилось у него и все. Пятый друг работал сантехником в ЖЭКе, а вечерами учился в местном педВУЗе, на истфаке. Вот он сейчас и говорил.
— Поймите мужики, ветераны всю русскую историю были движущей силой общественного прогресса, вспомните декабристов, они, пройдя через войну 1812 года, считали, что после войны народ должен жить лучше, а когда поняли, что ни фига это не светит, на восстание пошли.
— Идиоты были твои декабристы, на хрена дергаться против системы, когда шансов никаких.
— Не прав ты, у них вполне все могло срастись. Я читал, что их лишь один из компании подвел и вовремя полк не привел свой, вот они и заколебались, а пока они колебались, их быстренько окружили и пушечками расстреляли.
— Да, — мечтательно протянул снайпер, — Им бы туда штуки три пулемета по краям каре, и те бы пушки отдыхали.
— Аха, еще и таких как ты кадров с СВД штук пять.
— Да нет, тогда уж полк Града.
— Тогда Питер можно было бы тряпочкой с лица земли оттереть.
Молодые ветераны хохотали удачной шутке.
Через год, историк организовал клуб воинов-интернационалистов, минометчик открыл кооператив, а электрик пошел к нему работать. Снайпер работал на заводе, как и работал, а вот пулеметчик начал торговать на рынке. Еще через год, клуб стал организацией афганцев, где они частенько теперь собирались по вторникам. Пулеметчик бывший к ним теперь не заходил, у него на торговых точках начались проблемы, и он разводил их как мог. Еще через три года у друга пулеметчика была своя бригада, историк запустил кучу предприятий под своей «афганской» крышей, и минометчик перевел свой кооператив под него.
В середине девяностых, когда становился российский капитал, никто из них миллионером не стал, и все остались при своих. Как только льготы у «афганцев» отобрали из-под организации как тараканы убежали почти все «бизнесмены». Остался только друг и еще две организации таких же фанатов, которые реально отчисляли деньги на нужды инвалидов и семей погибших. Бывший пулеметчик, а теперь авторитет, особых денег не нажил, но бедным его назвать ни у кого бы язык ни повернулся. Пару раз его уже пытались хлопнуть, пару раз, чуть не подсел, но пока был на плаву и рынок контролировал.
В 98-ом в дни дефолта, «Боткина» скрутила старая болячка, и он начал свою почти постоянную лежку в больницах. Получил группу инвалидности, жена от него ушла, и остался он жить с матерью, не менее больной, чем он сам. Организация ветеранов на тот момент успела развалиться, снова появиться, с другим начальством, потом реорганизоваться, и теперь в ней заседали какие-то толстые мужики, которые на праздники любили выступать с речами сразу после городского руководства и ветеранов Великой Отечественной. Наши друзья не собирались уже многие годы. Совсем недавно «Боткин» залез в интернете на сайт «В контакте» и увидел на нем Сообщество ветеранов их полка. К его удивлению снайпер оказался в Израиле, минометчик работал и жил в столице, и был хозяином крупного дела. Пулеметчик, правда, нашел его в реале, так как жил все еще в их городе и начал реально помогать деньгами и продуктами. А вот историк подпропал. Говорят жил одно время в Нью-Йорке, а хотя, наверное, это болтовня. Может, вы видели?
